7 ноября в прокат выходит фильм — победитель прошлогоднего «Маяка» — «Каникулы», рассказывающий о том, как ученики театральной студии отправляются в Сочи на детский театральный фестиваль. Главные роли, помимо детей и подростков, в картине исполнили Дарья Савельева и Полина Кутепова, они сыграли сопровождающих школьников педагогов, имеющих диаметрально противоположные взгляды на воспитание. «Каникулы» — очаровательная работа, лиричная и свежая, как осенний воздух курортного города, и немного удивительно, что это лишь дебютный полный метр режиссера Анны Кузнецовой. Накануне проката мы узнали у нее, как готовились и проводились съемки, каким должен быть настоящий педагог и как воспринимать неизбежные поражения, случающиеся в жизни гораздо чаще побед.
Спустя год после премьеры остаются ли «Каникулы» важной для вас историей?
Это самое важное, что я пока сделала в жизни, и самое сложное. Хотя сейчас я сняла сериал, и оказалось, что он может конкурировать с «Каникулами», но такого уровня волнения, как перед съемками «Каникул», я не испытывала. Для меня все тогда было «пан или пропал» — либо я снимаю что-то нормальное, либо непонятно, как мне жить дальше. У меня не было никакого плана Б, был один сценарий, и я должна была справиться. Накануне съемок была настоящая паника, так что просто хотелось взять такси, доехать до аэропорта и улететь.
Какое время работы над фильмом вам больше всего нравится вспоминать?
Съемки — всегда самый запоминающийся период, но далеко не самый приятный, а самый приятный этап был – писать. Мы писали вдвоем с Катей [Задохиной], у нас есть специальное место для писания сценариев, мы туда уезжаем, ходим по лесам, по лугам, разговариваем, что-то для себя фиксируем, а потом пишем. Это был самый долгий период, но и самый легкий и приятный. Потому что мы писали для себя, нас это ни к чему не обязывало. Не было никого, кто бы нас направлял, контролировал. Первый год мы просто придумывали и писали, а год – редактировали, уже с Борисом Хлебниковым.
Подростки, детский театр – еще до полного метра вы обращались к этим темам, почему так? С этим связаны какие-то личные истории?
Я, конечно, занималась в театральном кружке, как и многие из тех, кто пошел работать в кино. Но дело еще в том, что Катя работает в школе, как раз-таки ведет театральный кружок, и у нас поэтому есть доступ к материалу, фактуре. Школа – довольно закрытая система, и попасть туда человеку «с улицы» очень непросто. Когда мы начали писать и готовились к съемкам, мы наблюдали за Катиными подростками, а затем я поехала вместе с ее кружком на две недели в лагерь в Абхазию. Я взяла камеру и снимала их с утра до ночи в формате дока, пытаясь насмотреться, набраться материала.
Так у вас был богатый материал, чтобы сделать любопытный документальный фильм, почему же вы его не сделали.
Не было времени смонтировать. Летом я все сняла, потом вернулась, и уже осенью у нас появились продюсер Наталья Дрозд и Борис Хлебников в качестве редактора, и мы плотно занялись сценарием, подготовкой игровой картины. Еще до запуска картины в производства есть довольно много подготовительной работы, про которую вообще никто не знает: все эти тритменты, синопсисы, экспликации. Постоянно куда-то подаешь все это в большом количестве. Из всего документального материала мы сделали пару клипов – тизер для подачи в Минкульт и маленький ролик для детей на память. Но с другой стороны, приятно знать, что у меня есть такой заснятый кусочек жизни из 2019 года, то есть еще до всего. Может быть, когда-нибудь пригодится.
Кто-нибудь из детей, которых вы там снимали, попал в кастинг «Каникул»?
Никто из них не играл, они успели вырасти и были для нас взрословаты. Дети же растут совершенно стремительно. Только что у тебя был Тимочка, которому 13 лет, и вот уже ему 16, он выше меня, у него сломался голос и он выглядит как мужчина. Но некоторые из них, кстати, уже видели картину, те дети, которые дали материал для сценария, некоторые из них уже могут даже прийти на наше кино, им уже 18+, они студенты.
Узнавали они ситуации и себя?
Конечно, они понимали, кто есть кто. Они видели, что мы док снимаем, и знали, что мы их «прописали», и даже успели расстроиться, что сами не могут сниматься. Хотя некоторые из них, кстати, пошли учиться по культурной направленности, в актеры и режиссеры.
Читать также Самшит случается: рецензия на фильм «Каникулы»
Значит, в вашей истории вы отталкивались от детей, а не от конфликта педагогов. А знали ли вы заранее, чем закончится фильм, или дали сюжету самостоятельно зажить?
У нас изначально была идея, что мы снимаем про проигравших. Дети поехали на театральный фестиваль и проиграли – это был наш логлайн, ядро, а дальше уже была нафантазирована история про двух учительниц.
Какую вы хотели создать атмосферу для героев, помещая их в ноябрьский Сочи?
Нам было нужно межсезонье – либо весна, либо осень, по производственным соображениям получилась осень, и я этому очень рада. Мы искали такое место, куда можно приехать из серой Москвы в ноябре и попасть почти в лето. У нас последняя смена была в Москве – это были финальные кадры фильма, и наш оператор спрашивал, а точно ли будет плохая погода? Мы ему уверенно говорили, что в конце ноября не бывает хорошей погоды в Москве. Это невозможно. И вот из этой хмари и хтони ты попадаешь туда, где лето продолжается: небо синее, трава зеленая, солнце светит. Каникулы. И ты знаешь, что тебе этого рая отмерено определенное количество по времени, и нужно все-все успеть.
Связан ли выбор Сочи с вашими визитами на Кинотавр? Знаю, что у вас первое образование журналистское и вы решили поменять участь после того, как побывали на Кинотавре в качестве телерепортера. А потом вы привозили на фестиваль короткометражную работу и получили за нее приз Кинотавра.
Думаю, с Кинотаврам выбор не связан. Просто город Сочи знаком каждому. Да, я была там в качестве журналиста, это был 2008 год. Вообще я решила, что буду режиссером, в 13 лет, у меня было это желание всегда, но я не знала, как к этому пробраться. И время было другое – не было маленьких камер, не было киношкол, был один только ВГИК. Я, девочка из провинции, приехала поступать в 16 лет, думала, какой мне ВГИК, кто меня возьмет. И было много внутренних ограничений. И я решила стать журналистом в области кино. Съездила на Кинотавр и, конечно, я всегда мечтала вернуться туда как режиссер.
А мы могли бы это кино смотреть в Сочи, было бы идеально.
Могли бы. Но не успели.
Читать также Призеры Первого фестиваля «Маяк» — о нашем поражении
Главная струна фильма – две главные взрослые героини, их взаимоотношения, их конфликт. Расскажите, как сложился дуэт Савельевой и Кутеповой, и трудно ли режиссеру-дебютанту работать с известными состоявшимися актерами, имеющими большой опыт.
С состоявшимися актерами гораздо легче работать, чем с… «несостоявшимися» (просит отметить, что шутит). Мы проводили пробы. Даша не была очевидным решением, я никогда ее не видела в кино в…. скажем, веселой роли. Дашу обычно зовут туда, где нужно показать много внутренней боли, злости, а у нас должна была быть героиня, в которой, конечно же, есть боль и злость, но на поверхность они вырываются точечно. И когда Даша пришла на пробы – одна из самых последних – мы два часа с ней проработали, именно пытаясь поймать состояние, когда ты не показываешь, а прячешь. И это, мне кажется, ее самая жизнерадостная роль, назовем так. Где она может показать не только затаенную боль, но очень много радости жизни, удовольствия и смеха. Вся наша первая встреча была про это – что героиня прячет, а что показывает. Довольно быстро, после первых парных проб мне стало понятно, что наша героиня Таня – это только Даша. А дальше она просто ходила к нам, как на работу. Перепробовалась со всеми актрисами в возрасте 50 лет. Пробовали, искали везде, смотрели по театрам, смотрели педагогов в театральных институтах. Возраст диктовал нам круг поиска. В какой-то момент я просто села, на портале Кино-Театр.Ру отсортировала актрис по дате рождения и пролистывала, глядя на лица.
На мой взгляд их дуэт с Полиной Кутеповой сразу сложился, правда, не сразу на него дали согласие продюсеры, им казалось, что они физиогномически похожи и между ними не будет нужного нам на экране контраста. Но я была уверена, что это рабочая связка. После того, как нам не дали добро, мы перепробовали еще, наверное, 20 актрис, и Даша продолжала к нам ходить на парные пробы, но в итоге всем стало очевидно, что лучше мы никого не найдем.
Все актеры, то, что они делают, выглядит очень правдиво. Кажется, что для вас первостепенно, чтобы в кадре была правда. За счет чего вообще она достигается?
Это самый главный страх, что все будет не по-настоящему. Ты смотришь на сценарий и думаешь, ну хорошо, так мы это все живенько и весело написали, а снимать теперь это все как? Чтобы это не превратилось в Ералаш. Мой самый-самый большой страх. Я верю, что все режиссеры хотят снять хорошо, но иногда это не получается, и не потому, что никто не старался… Как-то мы эту правду и живость сразу определили, как основную задачу и все решения принимались через этот фильтр – поможет ли это актерам существовать естественно, будет ли это работать на правдоподобие.
То есть ответственность исключительно на вас, получается?
Очень много зависит от кастинга. Мы очень долго выбирали детей, нужно было, чтобы они могли жить свою жизнь, даже если камера занимается другими героями, чтобы эта жизнь всегда была. И поэтому мы репетировали с детьми перед отъездом в экспедицию, не обязательно готовые сцены, просто старались, чтобы они делали какие-то упражнения, этюды, чтобы между ними к моменту съемок уже были отношения. Чтобы они не встретились первый раз на площадке. Перед съемками я страшно волновалась, что они будут в зажиме, но оказалось, что с детьми было меньше всего проблем, потому что к этому моменту они сдружились, у них появились темы для разговора.
Как технически вы все устроили? Брали с собой на съемки родителей?
Для того, чтобы не налажать, мы решили, что мы не берем с собой родителей, что дети должны уехать, как в лагерь. Чтобы родителям не страшно было их отпустить, у нас был режиссер-педагог на площадке, прекрасная Инна Сухорецкая, актриса и моя подруга, был вожатый и второй вожатый – детский психолог. И то, что они реально варились в одном котле, жили все вместе, тоже имеет значение. Мне хотелось, чтобы реально было как в лагере, когда, к примеру, одна футболка сегодня на одном ребенке, а завтра ее носит другой. В общем, мы постарались создать для них условия, максимально близкие к тому, что они играют в фильме. По большей части главное, что может сделать режиссер – создать условия. Кино как чашка Петри, ты просто туда добавляешь ингредиенты, а дальше стоишь и надеешься, что сейчас начнет зарождаться жизнь. Вот я просто создала такие условия, а дальше с трепетом смотрела, получается или нет. Вроде зажило.
Картину снимал финский оператор Яни-Петтери Пасси, как вы с ним договаривались? Какие выбирали визуальные референсы?
С ним была знакома Наталья Дрозд (продюсер «Каникул» — прим.ред), они уже делали вместе «Купе номер 6», Наташа выступала продюсером с российской стороны, и, собственно, она мне его посоветовала. В какой-то момент когда стало понятно, что нам нужны еще деньги, помимо тех, что дал Минкульт, Наташа, как суперспециалист по получению европейских денег, искала европейского партнера. И поскольку она уже работала с Финляндией, а мы хотели поработать с Яни Пасси, сопродюсером стала финская компания. Вообще, его никто не называет Яни, только Ипе, Ипочка. От инициалов JP. Мы с ним не были знакомы на момент заключения договоренности, но ему понравился сценарий. Мы встретились за несколько месяцев до съемок, просто чтобы познакомиться. Я знаю английский, но никогда на нем не работала, мы встретились, провели вместе 4 или 5 дней, говорили. На какой-то день я устала от английского языка, стало казаться, что вся эта затея с финским оператором была ужасной ошибкой, что я не смогу работать на площадке и коммуницировать на другом языке. Я пришла к полному отчаянию, но в последний день произошло что-то: как будто ты опустился на дно, там расслабился и – отпустило.
Хотя понятно, что английский язык – это сложно. Он требует от продюсера дополнительных усилий, потому что и группа должна быть англоязычная – исполнительный продюсер, второй режиссер, гафер – все должны владеть языком. И собрать такую группу – сложная задача. При этом актеры русскоязычные, и ты все время существуешь на двух языках, переключаешься. Иногда я начинала говорить с актерами на английском, и меня Даша дергала, мол, никому ничего не понятно. Потом, было, что-то нужно перевести для других членов съемочной группы, потому что не все владеют. Это дополнительные сложности, да еще и оператор не понимает, о чем говорят актеры. Поэтому были моменты, где он думает, что реплика закончена, уводит камеру, а диалог продолжается. Но все это, мне кажется, нивелируется его талантом, он перевешивает все сложности.
Смотреть онлайн Фильм «Купе номер 6»
Отличаются в работе европейские операторы?
Ключевое отличие – в отношениях между операторским и художественным цехами. В России считается негласно, что оператор – он как бы главнее художника, у нас принято, что художник все, что он придумал, приносит оператору на утверждение. Я ждала от Ипе чего-то подобного, исправно присылала ему фотографии, а потом поняла, что он не понимает, чего я от него жду. А я ждала, конечно, «эти обои поменять, «этот стол бликует». Для европейского кинопроизводства это нонсенс. Ипе сказал так – режиссер и художник создают мир, а моя задача его осветить.
И еще, что меня в нем подкупило – Ипе не боялся ни верхнего света, ни невыверенности, ни грязи в кадре, ни в прямом смысле документальной съемки на свадьбе без какого-либо киношного освещения. Для него интересы кино как целого всегда на первом месте. Типа «Если я буду мешать актерам и они плохо сыграют – кто будет это кино смотреть?». И при том, что он нигде не стремился к «красивости», все равно получилась оптика, как будто смотрит человек, который все это видит в первый раз, и нам помогает увидеть заново то, к чему мы вроде бы привыкли. Нам очень повезло, что Ипе после «Купе номер 6» очень хотелось вернуться в Россию и еще поработать здесь. У него была даже мысль потом пожить немного в Санкт-Петербурге, но наших съемок ему хватило.
Стали ли дети-актеры за время съемок взрослее, так же как их герои?
Мне кажется, они очень повзрослели. Они месяц провели в нашей экспедиции, и у нас была важная вещь, которую ты редко можешь позволить в кино, спасибо за это продюсерам: первую сцену в аэропорту мы снимали в первый съемочный день, последнюю сцену, их возвращение – в последний день. И я в фильме вижу, что в конце у них уже совсем другие глаза. Не знаю, увидят ли это зрители, но мне это очевидно. Они так изменились, они реально повзрослели, поумнели. Сейчас-то они уже совсем взрослые.
Что такое взросление? Что должно произойти с человеком, чтобы он повзрослел?
Опыт взаимодействия с другими людьми. Все равно мы растем, травмируемся о людей и растем благодаря им же.
За героями, которые претерпели поражение, интереснее наблюдать, чем за победителями. Как вы сама переживаете поражения? Хотя в отличие от ваших героев, которые остались на конкурсе без призов, вы как режиссер, кажется, довольно успешная. «Каникулы» сразу взяли Гран-при, вообще, мне кажется, даже самые маленькие ваши фильмы имеют награды. Считаете ли вы себя победителем? Как убедить себя продолжать, если проиграл?
Убедить себя, наверное, не получится, если хочется продолжать, то будешь продолжать. Во всем этом кино все, что тебя держит – это любовь. Невозможно это все вынести, если ты не любишь то, что ты делаешь. Для меня любовь начинается со сценария, а дальше каждый твой шаг должен прибавлять тебе любви. Почему я снимаю? Потому что я люблю этот сценарий. Я люблю этих актеров. Люблю оператора. На этом все держится.
Потом, меня так долго никуда не брали, короткий метр «Измена», в который было вложено год жизни, очень много сил, не взяли никуда вообще. Опыта поражения ты успеваешь наесться. Эти отказы, отказы, отказы сопровождают тебя постоянно. Все короткие метры я снимала на свои деньги, ни разу у меня не получилось найти продюсера. Тебе отказывают актеры, отказывают операторы, отказывают продюсеры. Ты живешь от отказа к отказу.
Поражений в жизни больше, чем побед.
Конечно. Со стороны кажется, вот, приехали на Маяк – и сразу Гран-При. Но мы к этому моменту с этим фильмом пережили столько отказов. В какой-то момент казалось, что наш фильм вообще не выйдет никогда и никуда, и никто его не увидит, и ни один фестиваль его не возьмет.
Чтобы неудача не стала травмой, нужен рядом друг. С другой стороны, между детьми и педагогом должна быть дистанция. Как Тане удается сохранять баланс и каким должен быть хороший педагог?
Мне кажется, что Таня совершенно на своем месте, потому что она «про процесс», а не «про результат». Детский театральный кружок существует не ради спектакля, не ради зрителя, он существует ради детей, которые в этом кружке находятся. В том числе, чтобы они получали этот опыт взаимодействия и росли, взрослели, любили, дружили и так далее. И поскольку Таня сама «про процесс» и она готова честно сказать: «Ребят, я сама ничего не знаю, я живой человек и могу ошибаться. И вы можете ошибаться. Каждый из нас может ошибаться, а дальше мы попробуем с этим что-то сделать. И жить дальше». Вот она в этом смысле абсолютно на своем месте. Она работает с подростками и очень много готова им отдать ответственности, в их руки. Не стоит над ними, не трясется. И при этом она для них не то, чтобы друг, все-таки между ними есть дистанция, но она верит в то, что они сами могут с очень многими вещами разобраться. Я искренне считаю, что Таня – прекрасный педагог.
Что же происходит с людьми, которые навязывают детям нравственные нормы и послушание, таких формалистов становится все больше и больше вокруг. У них что, не было детства?
Это удивительно. Мне хочется верить, что у детей все-таки очень хороший иммунитет против нотаций. В какой-то момент дети просто перестают их воспринимать. Нотации становятся белым шумом. Поскольку поколение за поколением дети так или иначе отвергают опыт своих родителей и отвергают то, чему их учат. Это жизнь, так заложено природой. Поэтому я верю в детей и в подростков, что они все отфильтруют и поймут то, что надо понять.
Искусство может помочь в этом? Вообще способно ли искусство менять людей?
Нет, мне кажется, не способно. Иначе бы на планете не происходило бы то, что происходит. Прекрасного искусства, созданного до нас, огромное количество. Написаны книги, классическая музыка, в мире существует живопись. И ничто не смогло ничего предотвратить.
Зачем тогда творчеством вообще заниматься?
Потому что это то, что остается. Я понятия не имею, кто был королем при Бетховене. Но я знаю Бетховена. Никто не вспомнит имена чиновников, которые запрещали Пастернака. Но мы знаем Пастернака. То, что мы пытаемся как-то поддержать друг друга – это очень важно. Потому что это то, что остается. Я понимаю, что кино не совсем, может быть, искусство, не всегда. Я свою задачу вижу в том числе и в том, чтобы развлекать. Человек должен прийти домой, включить кино, и чтобы ему немножко стало легче. Мне так хочется. Важно – дать людям немножко подышать.
Как раз про «подышать». Вы работаете над сериалом «Дыши», когда он выходит и есть ли в нем пересечения с «Каникулами»?
Сериал закончен, я сдала все серии несколько недель назад, он выйдет на Okko в 2025 году. Меня взяли на него после «Каникул», продюсеры видели фильм и на этом основании меня позвали. Там есть подростки – у героини трое детей разного возраста, они ходят в школу, у них там свои большие сюжетные линии. Конечно, теперь меня видят как режиссера, который умеет работать с подростками. Я не против, мне нравится эта репутация, мне доставляет большое удовольствие с ними работать. Но в целом, как и «Каникулы», это история про взрослых и для взрослых. Думаю, интересно получилось.
«Каникулы» в кинотеатрах с 7 ноября.