Разбирая хлам из кладовки, оставшийся после отца, братья-близнецы Хэл и Билл находят игрушечную обезьянку с барабаном. У этого артефакта есть пугающая способность — как только обезьянка выстучит мелодию, кто-то неподалеку умрет страшной смертью. Испугавшись последствий, мальчики избавляются от проклятого «наследства», но 25 лет спустя Хэл получает звонок от брата, который сообщает ему, что зло вернулось.
Чтобы не терять обретенный после «Собирателя душ» статус одного из самых многообещающих хоррор-режиссеров современности, Осгуд Перкинс сравнительно быстро взялся адаптировать рассказ Стивена Кинга с продюсерской поддержкой Джеймса Вана. Главным подтверждением того, насколько уверенно звучит авторский голос Перкинса, стал тот факт, что ни Кинг, ни Ван в фильме не ощущаются, и даже с довольно резкой сменой жанра — все-таки раньше Оз снимал в основном мрачные и холодные слоубёрнеры — его собственный стиль узнается безошибочно.
Оказалось, что мелькавшие еще в «Собирателе» едкие шутки были лишь ручейком от того потока черного юмора, который прорывает плотину в «Обезьяне». Самое очевидное сравнение, которое напрашивается с первой же смерти на экране (примерно пятая минута фильма) — перед нами комедийная версия «Пункта назначения», с поправкой на то, что у смерти здесь есть конкретный активный агент. Классическая игрушечная обезьянка в зависимости от ракурса камеры выглядит то безмолвным божеством, которому неинтересна людская суета, то коварным воплощением зла, которое ухмыляется, причиняя страдания.
Жестокость в кадре намеренно китчевая, с заходом на территорию трэш-муви и творчества студии Troma. Электричество искрится, черепа взрываются, коляски горят, рой пчел влетает в открытый рот и лакомится изнутри — всё это сугубо ради веселья и работает как надо. Комедия подчеркивается просчитанными до долей секунды монтажными склейками а-ля «Эдгар Райт», и даже скримеры построены скорее для поддержания градуса абсурда, а не только для ужаса. На удивление удачно в комедийную подачу вписывается Тео Джеймс, который со своим растерянным взглядом смотрится куда убедительнее, чем в проходных подростковых боевичках, где актера зачем-то просили играть по-серьезному.
В каждой хорошей комедии есть доля шутки, и Перкинс не забыл о другой доле. Янагихара в «Маленькой жизни» писала о том, что любовь к ребенку — это, в первую очередь, страх его потери. Похожий разговор в перерыве от смертоубийств начинает и «Обезьяна»: Хэл мечется между желанием стать частью жизни сына и попытками вывести его как можно дальше из зоны действия семейного проклятия. Решение конфликта, само собой, только в доверии и откровении — далеко не новая мысль в контексте удачно пойманной метафоры внешнего зла звучит ясно. Все умирают, но в перерывах между смертями стоит еще и пожить — даже если единственным светлым воспоминанием останется бестолковый и беззаботный танец с близкими. Трогательная простота посыла о родительской ответственности помогает ему не потеряться за чередой кровавых гэгов и вывести жизнеутверждающий и позитивный финал — что, опять-таки, для Перкинса в новинку.
«Обезьяну» легко описать букетом лестных сравнений — это самая смешная хоррор-комедия по Кингу после «Кошачьего глаза» и самая удачная авторская адаптация его сюжетов после «Доктора Сна». Но самое важное здесь — еще один большой шаг вперед и разрыв границ для талантливого постановщика, который, похоже, наконец-то нащупал стопроцентно «свой» жанр и язык, через который ему легче всего говорить со зрителем. Увлекательный и угарный фильм ужасов о жизни вопреки смерти — уже главное достижение в карьере Перкинса, и будем надеяться, что не последнее.