Читать Вести в MAX Главную женскую роль, Ариадну Славину, чья судьба тесно переплетена с судьбами других героев, в «Хрониках русской революции» сыграла Юлия Высоцкая. Один из персонажей картины так описывает ее героиню: «Это нечеловеческое существо. Оно убьет вашу наивную душу в первый месяц». Ариадна – женщина, которую пьянит чувство опасности. Гордая и взбалмошная la femme fatale, дерзкая дочь своего времени играет в смертельные игры.
Примкнув к боевой группе революционеров, она отчаянно рискует, участвуя в заговорах и акциях боевиков, впутывается в шпионские интриги, живет по подложным документам, постоянно меняет маски: «дочь генерала Андреева», ветреная подруга музыканта, невеста британского посланника… Жадная до острых ощущений, Ариадна неудержимо стремится быть в самом центре борьбы и ради новой опасной миссии готова пожертвовать любой привязанностью.
К премьере «Хроник русской революции» на телеканале «Россия» Юлия поговорила о том, кто был прототипами ее героини, о любимом герое в сериале и уроках истории.
В самом начале съемок вы сказали, что ваша героиня Ариадна Славина скорее не femme fatale, а femme vitale.
— Точно сказала, молодец!
В чем ее жажда жизни? Или она просто жила страстями?
— Нет, она как раз хотела сделать мир лучше, она хотела сделать так, чтобы страна изменилась, чтобы люди жили лучше, чтобы из такой стагнации, в которой находилась тогда Россия, все вышло на другие уровни. У нее была сильнейшая идея. Она идеалистка. Романтик. Безумная. Витальная.
Какую задачу ставил Андрей Сергеевич перед вами в роли Ариадны?
— Сначала я была женщина-огонь, потом — женщина-пепел. Расшифровывайте как хотите. (Смеется.)
Вам хотелось бы посидеть на кухне с Ариадной, поболтать, спросить ее, зачем все это?
— Нет, не хотела бы, совсем нет. Я вообще не хочу ни с кем сидеть на кухне, кроме моих родных и близких, а уж тем более с такими драматически-трагическими персонажами. (Смеется.) Что касается вопроса, то меня интересует, наверное, вопрос не «зачем?», а «для чего?». Мне кажется, что люди, которые совершали такие безрассудные поступки рискуя жизнью, а потом приходили в какое-то невероятное отчаяние от разочарования, уже понимали, что незачем. Но при этом они продолжали жить и наслаждаться жизнью. И вот это сила. Сила в том, чтобы идти вперед, несмотря на то что у тебя были ошибки.
Ариадна — красавица, невероятная, роковая. Как этот образ внешне формировался?
— С Андреем Сергеевичем Кончаловским во главе всего, с нашими прекрасными художниками по гриму. Когда Дима Андреев делает костюмы, а Андрей Найдёнов тебя снимает… Ну как может случиться, чтобы она не получилась роскошной, прекрасной, роковой? Я тут вообще ни при чем. (Смеется.)
Что касается создания образа — с одной стороны, было максимальное приближение к эпохе. Но, с другой, мы поняли, что этот характер должен быть немножко вне эпохи. Такие женщины были. Лиля Брик просила Маяковского привезти ей что-то из Парижа, чего вообще не существовало тогда в Советском Союзе. Но и до этого были женщины, которые разрушали норму. Вот Ариадна — одна из таких женщин, которые в авангарде. Поэтому мы не цеплялись за шаблоны эпохи, а шли немножечко впереди. И, мне кажется, это очень помогло, очень органично она сплелась со всеми своими любовями, какими-то несчастьями, отчаянием в том, что она вне времени.
У нее за спиной — реальные исторические персонажи…
— Да, это Ариадна Скрябина — дочка Скрябина, которая сбежала со своим гувернером, когда ей было 15 лет. И, конечно, баронесса Будберг. У Нины Берберовой есть прекрасный труд «Железная женщина» о баронессе Будберг, Муре, как называли ее близкие, у которой были все эти мужчины со всего мира — Герберт Уэллс, поэт Рильке, Максим Горький, ну и, конечно, мелкие разведчики, приезжавшие в Россию поживиться. Так что за спиной у Ариадны большие, великие женщины.
Кто-то из исторических персонажей полюбился, стал интереснее?
— Вообще все! Начиная, безусловно, с Ленина. Ну, я не в Ленина влюбилась, я Ткачука очень люблю, но у Ленина такое обаяние, так Андрей Сергеевич умудрился раскрыть характер человека! Анализировать, что делал Владимир Ильич, мы все можем, для этого есть историки, аналитики. Но нам, как артистам, важен характер. И это обаяние идеи, увлеченность идеей — то, чего сейчас у нас очень мало: все как-то хотят на пальто заработать, не важно, какого оно цвета. А тут просто абсолютный романтизм, идеализм в чистом виде. И это, конечно, не может не подкупать. Ты можешь не соглашаться с идеей. Но, когда ты видишь такую вовлеченность и такую страсть, как ты можешь остаться равнодушным?
А Николай Второй?
— Мне кажется, это впервые, когда я ему стала сострадать. Во всех остальных фильмах, которые я видела, мне казалось, что Николай был каким-то безупречным. Что в нем нет никакой слабости, никакой сжатости обстоятельствами, когда он не может ниоткуда вырваться и вынужден принимать определенные решения, и они зависят не только от него — там вообще семья огромная. И для меня Никита Ефремов в этой роли — самый пронзительный Николай, которого я видела, но это мое мнение. Человек — не фигура, не шаблон, не трафарет. Какой для нас Николай, какой Распутин, какая Кшесинская? Это все какие-то трафареты. Но для того, чтобы передать эпоху, человек должен быть слабым, ранимым, нехорошим, потому что люди не бывают хорошими и нехорошими. И, мне кажется, здесь каждый характер такой. Я не хочу святотатствовать, но даже в Сталине есть обаяние. Я понимаю, сколько семей потеряли своих родных, какая это огромная трагедия. Но ведь он же чем-то очаровал всех, он же как-то все это включил! Это нужно помнить — что зло может быть очаровательным.
После съемок в этом проекте что-то про русскую революцию стало ближе, понятнее?
— Что мы все во власти случайностей, все во власти обстоятельств, которые не зависят от решения или от воли каких-то индивидуумов. Индивидуумы, скорее, возникают на этом гребне волны, в пене, и олицетворяют какие-то безумные повороты. Но на самом деле это все невозможно просчитать, нельзя объяснить, отчего и почему. Причинно-следственные связи не понятны. Так что у меня после этого проекта больше вопросов, чем ответов.
А главный какой?
Главный: как учиться на ошибках той истории, которая у нас была, чтобы избежать их впредь.